После расшифровки записки Квиллер открыл дверь и на полу холла обнаружил ожидающие его кассеты. Он доставил их Арчи Райкеру, но про себя подумал, что просьба была странной и отнюдь не обязательной: в редакции «Прибоя» сидело множество курьеров, ожидавших поручения. Арчи спросил:
— Ну как, очерк о Кэле Галопее продвигается?
— Сегодня у меня ленч с миссис Галопей. Готова ли газета оплатить за него по счёту?
— Конечно, редакция разорится на парочку баксов.
— Не подскажешь хорошее место, куда можно было бы сводить её? Что-нибудь разэтакое?
— Почему бы тебе не спросить об этом у голодных фотографов? Они постоянно заставляют газету раскошеливаться.
В фотолаборатории Квиллер обнаружил шесть пар ног, лежащих на письменных столах, столиках, корзинах для мусора и набитых бумагами ящиках в ожидании вызова или момента, пока не высохнут отпечатки в лаборатории.
Квиллер спросил:
— Вы не подскажете мне хорошее местечко, куда можно было бы сводить кое-кого для того, чтобы взять интервью?
— Кто будет платить?
— «Прибой».
— Трактир телячьих отбивных! — в один голос ответили фотографы.
— Отбивной филей там весит фунт! — сообщил один.
— Пирог с сыром там толщиной в четыре дюйма!
— Они там ещё готовят двойную отбивную из ягненка, размером с подошву моего ботинка!
Всё это Квиллеру очень понравилось.
Трактир телячьих отбивных размещался в районе консервной фабрики, и характерный запах просачивался в зал, перебивая даже сигаретный дым.
— О, какое замечательное место! — воскликнула Сандра Галопей. — Как мило с твоей стороны привести меня сюда. Тут так много мужчин. Обожаю мужчин!
Мужчины её тоже обожали. Её красная шляпка, гордо увенчанная черным петушиным хвостом, находилась в центре внимания. Она заказала устриц, каковых, впрочем, в трактире телячьих отбивных не оказалось, поэтому Сэнди пришлось утешить себя бокалом шампанского. С каждым глотком её смех становился всё более резким, резонирующим среди белых кафельных стен трактира, и энтузиазм её аудитории уменьшался с каждой минутой.
— Джим, дорогой, ты должен лететь со мной на Карибское море, на мой остров, на следующей неделе, когда Кэл уедет в Европу. У меня собственный самолет. Это будет забавно, не так ли?
Однако необходимой информации Квиллер так и не смог от неё добиться, а фотографии её мужа были практически непригодны для использования.
Отбивная из ягненка действительно была такой же большой, как подошва ботинка фотографа, и... такой же вкусной. Официантки, как больничные сиделки одетые в униформу, пользовались большим успехом, чем ликёр. В общем, ленч не удался.
Вернувшись в редакцию, Квиллер выслушал по телефону поток жалоб по адресу Маунтклеменса и его критического обзора в воскресном выпуске газеты. Специалиста по акварелям он назвал маляром-отделочником в расстроенных чувствах — друзья и родственники художника аннулировали подписку на «Дневной прибой», чтобы наказать газету.
Определённо, этот понедельник выдался для Квиллера неудачным. В конце бесконечно тянущегося дня он забрёл в пресс-клуб, чтобы пообедать, и Бруно, принеся неизменный томатный сок, спросил:
— Я слышал, вы переехали жить к Маунтклеменсу?
— Я снял одну из его свободных квартир, — резко ответил Квиллер. — Вам что-то не нравится?
— Да нет, я думаю, всё будет в порядке, пока он не начнет избавляться от вас.
Затем Одд Банзен с осуждающей гримасой на лице сказал:
— Я слышал, что старина Маунти уже начал давать тебе поручения?
Когда Квиллер вернулся домой, у него окончательно испортилось настроение: под дверью его комнаты лежала очередная записка. «Мр. К., — гласила она, — ЗАБЕР. БИЛ. НА САМОЛ. — ЗАБРОН. НА СР. 15:00 НА Н. И. — ИЗН. МОЙ. СЧ... — Д. Б. М.».
Усы Квиллера ощетинились. Правда, билетные кассы авиакомпании находились через дорогу от «Прибоя» и забрать билет на самолет было, в сущности, небольшой услугой Маунтклеменсу за его великолепный обед. Грубый тон — вот что раздражало его в этой записке. Или это был приказ? Неужели Маунтклеменс думал, что стал боссом Квиллера?
Следующий день оказался вторником. Билет на самолет был заказан на среду. У Квиллера уже не оставалось времени на раздумья, и, ворча про себя, следующим утром по дороге на работу он зашел и забрал билет.
Позже, в тот же день, Одд Банзен встретил его в лифте и спросил:
— Ты куда-нибудь улетаешь?
— Нет, а почему ты спрашиваешь?