— Вересковый вельвет, — сообщил Маунтклеменс. — Удивительная материя, ещё не открытая учеными. Их одержимость искусственными материалами равносильна богохульству.
— Я живу в гостинице, где всё сделано из пластика. Людей пожилых вроде меня это заставляет чувствовать себя каким-то допотопным существом.
— Вы могли уже заметить, что я игнорирую достижения современной техники.
— Странно, — сказал Квиллер. — В ваших критических очерках вы явно благосклонно отзываетесь о современном искусстве, в то время как любая вещь здесь... — Он не смог подобрать верного слова для комплимента.
— Позвольте поправить вас, — сказал Маунтклеменс. Величественным жестом он указал в сторону двери: — В этом кабинете находятся весьма ценные предметы искусства девятнадцатого века — в идеальных условиях, при оптимальной температуре и влажности. Это мои удачно вложенные деньги, а вот эти полотна, которые вы видите на стене, — мои друзья. Я верю в сегодняшнее искусство как выражение настоящего времени, но жить предпочитаю вместе со зрелостью прошлых времен. По этой же самой причине я пытаюсь сохранить этот старый дом.
Маунтклеменс, в своём бархатном пиджаке, в итальянских лакированных туфлях на длинных худых ногах и со стаканном тёмно-красного аперитива в длинных белых пальцах, выглядел элегантно, уверенно, весьма благополучно и... нереально. Его тихий голос, музыка, комфортабельное кресло, тепло огня и полумрак комнаты навевали на Квиллера сон. Ему необходимо было взбодриться.
— Вы не против, если я закурю? — спросил он.
— Сигареты в коробке возле вашего локтя.
— Я курю трубку.
Квиллер достал трубку, кисет с табаком, спички и приступил к торжественному ритуалу. Когда пламя от его спички осветило темную комнату, Квиллер изумленно посмотрел на книжную полку, увидев там красный огонек. Это было очень похоже на сигнал. Нет, это были два красных огонька! Сверкающие, красные и живые!
От изумления Квиллер открыл рот, спичка погасла, и красные огоньки пропали.
— Что это было? — спросил он, как только пришёл в себя. — Что-то между книг. Что-то...
— Это всего-навсего кот, — ответил Маунтклеменс. — Ему нравится отдыхать, прячась за книгами. Эти полки необычайно глубоки, и он любит находить себе убежище там, за книгами по искусству. Из всех книг он предпочитает биографии и отдыхает среди них после обеда.
— Впервые в жизни вижу кота с полыхающими красным огнём глазами, — сказал Квиллер.
— Это характерная особенность сиамских котов. Посветите им в глаза, и они тотчас же станут рубиново-красными. А так они голубые, подобно голубому цветку у Ван Гога. Следите за собой, когда кот решит осчастливить вас своим присутствием. Пока он предпочитает одиночество. Он занят, изучая вас. И он уже кое-что про вас знает.
— Что же он знает? — Квиллер углубился в мягкое кресло.
— Изучив вас, он узнал: непохоже, что вы производите много шума или делаете резкие движения, и это говорит в вашу пользу. Это всё ваша трубка. Кот любит трубки, и он узнал, что вы любите курить именно трубку ещё до того, как вы достали её из кармана. Ещё он понял, что вы сотрудник газеты.
— Как он мог узнать это?
— Чернила. У него отличный нюх на чернила.
— А что ещё?
— В данный момент он передаёт мне сообщение. Он говорит мне, что уже пора подавать первое блюдо, в противном случае он не получит своего обеда до полуночи и останется голодным.
Маунтклеменс вышел из комнаты и вскоре вернулся с подносом, полным горячих пирожков.
— Если вы не возражаете, — сказал он, — первое блюдо мы отведаем прямо в гостиной. У меня нет слуг, и поэтому, надеюсь, вы простите меня, если мы обойдемся без формальностей.
Корочка была слоёной, начинкой служил воздушный заварной крем с частичками сыра и шпината. Квиллер смаковал каждый кусочек.
— Возможно, вы заинтересовались, — сказал критик, — почему я предпочитаю управляться без слуг. Я патологически боюсь ограбления и не хочу, чтобы посторонние приходили ко мне в дом и узнавали о тех ценностях, которые я здесь храню. Будьте любезны, не упоминайте в городе о моей коллекции.
— Конечно, если вы этого хотите.
— Просто я знаю, что такое журналисты. Все они охотники за информацией в силу инстинкта и привычки.
— Вы хотите сказать, что все мы только сплетники, — дружелюбно сказал Квиллер, наслаждаясь последними кусочками заварного крема и гадая, что же за этим последует.
— Просто я хочу сказать, что значительная часть информации — достоверной и наоборот — добывается во время дружеских бесед за кружкой пива в баре пресс-клуба. Тем не менее я чувствую, что вам можно верить.
— Спасибо.