Сырой туман злорадно превратился в холодный пронизывающий дождь. Квиллерен шел к «Голубому дракону» так быстро, как только позволяло колено.
– Сегодня я собираюсь заняться мародерством, – объявил он Мэри Дакворт. – Бен Николас введет меня в курс дела.
– Куда вы пойдете?
– В старый театр на Цвингер стрит. Бен сказал, что здание заколочено, но можно пробраться через служебный вход. Нужно попробовать самому, чтобы писать о людях, которые, рискуя подвергнуться аресту, спасают предметы старины. Я думаю, об этом должны знать, а занятие подобного рода следует узаконить.
Мэри радостно улыбнулась:
– Квилл, ты говоришь как убежденный антиквар! Ты тоже заразился!
– Я просто вижу, когда может выйти хороший материал, вот и все. А пока… Ты не могла бы одолжить рукопись романа Энди? Мне рассказывала о нем миссис Макгаффи, и, раз он о Хламтауне…
– Рукопись? У меня нет никаких рукописей.
– Но миссис Макгаффи сказала…
– Энди дал мне почитать первую главу, вот и все.
– А что же тогда случилось с романом?
– Понятия не имею. Роберт Маус должен знать.
– Может быть, позвонишь ему?
– Сейчас?
Квиллерен нетерпеливо кивнул.
Мэри взглянула на высокие напольные часы.
– Не совсем подходящее время. Он готовит обед. Это очень срочно?
Тем не менее она набрала номер.
– Уильям, – сказала мисс Дакворт, – не могу ли я говорить с мистером Маусом?.. Пожалуйста, скажи ему, что это Мэри Даксбери… Вот этого я и боялась. Минутку. – Она повернулась к Квиллерену. – Слуга говорит, что Боб готовит голландский соус к кольраби и просил не беспокоить.
– Скажи ему, что «Бег дня» собирается напечатать грязную сплетню об одном из его клиентов.
Юрист подошел к телефону (Квиллерен представил его в фартуке с шумовкой в руке) и заверил, что ничего не знает о какой-то рукописи. Среди бумаг Эндрю Гланца ничего подобного не было.
– Тогда где же она? – спросил Квиллерен у Мэри. – Можно предположить, что ее уничтожили – кто-то, у кого были на это причины. Что было в той главе, которую ты читала?
– Там рассказывалось о женщине, которая собиралась отравить мужа. Довольно захватывающе.
– А почему Энди не дал тебе читать дальше?
– Он считал роман своей тайной. Тебе не кажется, что большинство писателей очень чувствительны, когда речь идет об их работе, еще не напечатанной?
– Предположим, все герои были взяты из жизни. Миссис Макгаффи, похоже, думает, что они вымышленные, но не ей судить.
Она живет слишком замкнуто. Возможно, роман Энди раскрывал некоторые неприятные тайны Хламтауна.
– Он не сделал бы такого! Энди был таким деликатным…
Квиллерен стиснул зубы. Такой деликатный, такой честный, такой умный… Эту песню журналист уже знал наизусть.
– Может быть, среди персонажей существовала и ты, – сказал он Мэри. – Вот Энди и не хотел, чтобы ты читала дальше. Описание могло быть столь прозрачно, что тебя узнали бы. И семейный скандал которого ты так боишься, разразился бы.
Глаза Мэри засверкали:
– Нет! Энди не мог так поступить.
– Что ж, теперь мы этого никогда не узнаем. – Квиллерен собрался было уходить, но остановился. – Ты знаешь Холлиса Прантца. Так вот, он говорит, что был маляром и оклейщиком стен и оставил работу из-за слабого сердца, а сам бегает, как юноша. Когда я был у него сегодня, он лакировал выставочные ящики.
– Лакировал? – удивилась Мэри.
– Он сказал, что готовится к завтрашней вечеринке, и тем не менее товара у него очень мало.
– Лакировал в такой день? Да эти шкафы никогда не высохнут! Если наносить лак в сырую погоду, он останется липким навсегда.
– Ты уверена?
– Это совершенно точно. Может показаться, что лак высох, но, как только влажность повысится, поверхность снова становится сырой.
Квиллерен дунул в усы.
– Странная ошибка, правда?
– Для того, кто утверждает, что был маляром, – ответила Мэри, – невероятная!
Позже дождь превратился в предательский мокрый снег, мелкий и густой, как туман. Квиллерен отправился в магазин дешевой одежды, чтобы купить красную егерскую кепку с наушниками. Кроме того, готовясь к воровскому дебюту, он позаимствовал фонарь и лом Кобба.
Пора было идти к Расселу Пэтчу, который пригласил журналиста послушать двадцатитысячную аудиосистему. Квиллерен зашел домой и надел на Коко голубую «сбрую». Поводок неизвестным образом исчез, но для дружеского визита он был не обязателен. Благодаря «упряжи» кот выглядел подтянутым и спокойным, да и нести его по улице было проще в такой упаковке.
– Этот поход, – объяснил он своему мурлыкающему помощнику, – мы совершаем не только ради культуры. Я хочу, чтобы ты обнюхал все, что можно, и посмотрел, не найдется ли что-нибудь важное.
Бывший экипажный сарай находился через два дома от особняка Кобба, и Квиллерен засунул Коко за пазуху, чтобы тот не промок.