Бен Николас тут же поспешил на помощь.

   – О, дьявольская лавина! – возопил он, помогая журналисту подняться. – С крыши этого богомерзкого дома! Мы подадим на хозяина в суд.

   Квиллерен отряхнулся.

   – Еще повезло, что на мне была шляпа, – сказал он.

   – Пойдемте обратно – сядете и выпьете чуточку бренди.

   – Нет, со мной все в порядке. Все равно, спасибо.

   Он подобрал книжную полку и сошел вниз по оставшимся ступенькам, морщась от боли в левом колене.

   Квиллерен с трудом добрался до дома, где его встретил разбушевавшийся Коко. Юм-Юм, съежившись, сидела в шкафу, похожая на испуганного кузнечика, а кот метался от двери к столу, потом вспрыгнул на кровать и молнией юркнул под стол.

   – Ага! Эти уроды наконец установили телефон! – сказал журналист. – Надеюсь, ты укусил представителя компании за ногу.

   Коко, шевеля ушами, с интересом смотрел, как Квиллерен набирает номер фотолаборатории «Бега» и заказывает фотографа на утро понедельника. Потом кот, задрав хвост, чопорно прошествовал впереди хозяина на кухню, чтобы проследить за правильным приготовлением пищи. Выжидательно опустив усы, Коко сел на сушилку и внимательно смотрел, как цыплячью печенку мелко рубят, жарят в сливочном масле, добавляют сливки и посыпают порошок соуса-кэрри.

   – Коко, я вступил в клуб калек, – сообщил Квиллерен. – У хозяйки повреждена спина, у Расса Пэтча сломана нога, рыжая в гипсе, а я расшиб колено! Не плясать мне сегодня вечером в пресс-клубе!

   – Йоу, – утешил его Коко.

   Квиллерен всегда проводил субботние вечера в клубе – в последнее время в обществе молодой дамы, писавшей записки коричневыми чернилами. Но теперь она сошла со сцены. Журналист отыскал в телефонном справочнике номер «Трех сестричек» и набрал его: а вдруг? Большинство женщин с радостью ухватились бы за возможность поужинать в пресс-клубе. Но, к сожалению, трубку никто не поднял.

   Тогда он позвонил девушке, работавшей в женском отделе «Бега» и занимавшейся светской хроникой.

   – Я бы с удовольствием, но сегодня мне надо надписать все рождественские открытки, чтобы они пришли до Нового Года.

   – Да, кстати: скажи мне, что ты знаешь о семье Даксбери?
   – Они стараются не вести себя вызывающе, но терпеть не могут журналистов. А почему ты спросил?

   – У них есть дочери?

   – Пять – все названы в честь английских королев. Все замужем, кроме одной. Она покинула семью десять лет назад и…

   – И?

   – Вернулась обратно, наверное. Ее не видно – и не слышно.

   – Как ее зовут?

   – Мэри. Она в семье белая ворона.

   – Спасибо, – сказал Квиллерен.

   Он пошел в пресс-клуб один.

   Клуб занимал единственное старое здание в центре города, избежавшее сноса. Это была бывшая тюрьма, похожая на средневековую крепость с башенками, зубчатыми стенами и бойницами. Как только город предлагал снести здание для строительства автострады или аллеи, «Бег дня» и «Утренний комментатор» поднимали возмущенный крик, и ни один выбранный или назначенный на свое место чиновник не отваживался идти против объединившейся прессы.

   Квиллерен, хромая, поднимался по ступенькам мрачного старинного строения, когда встретил выходившего оттуда Лоджа Кендолла, полицейского репортера.

   – Пошли обратно, я поставлю тебе рюмку, – предложил Квиллерен.

   – Не могу, Квилл. Пообещал жене, что пойдем сегодня за елкой. Если заранее не выберешь, упустишь свой шанс. Терпеть не могу кособокие деревья.

   – Тогда только один вопрос. В какой части города самый высокий уровень преступности?

   – То ли в Полоксе, то ли в Солнечных Садах. Все больше проблем и в Орлином Парке.

   – А Цвингер стрит?

   – Кое-что я о ней слышал.

   – Я снял там жилье пару дней назад.

   – Ты, наверное, рехнулся! Это же трущоба!