ДВЕНАДЦАТЬ
Две темы занимали центральные полосы утреннего выпуска «Дневного прибоя» во вторник.
Ценный золотой кинжал, приписываемый резцу Челлини, исчез из Музея искусств. Хотя пропажа была замечена охраной более чем неделю назад, полицию не известили до тех пор, пока корреспондент «Дневного прибоя» не обнаружил, что редкое сокровище исчезло из Флорентийского зала. Официальные лица музея не дали удовлетворительных объяснений по поводу сокрытия информации.
Второй сенсации было уделено значительно больше внимания.
Несчастный случай произошёл в понедельник ночью в Пенниманской школе изящных искусств во время развлекательной программы, называемой «Вернисаж». Потерпевший былскульптором, известным в профессиональной среде как Девятъ-о-Два-Четыре-Шестъ-Восемь-Три. Его настоящее имя Джозеф Хиббер.
Хиббер сидел на высоких подмостках в затемнённой комнате, когда буйная активность толпы внизу вызвала крушение одной из огромных подпорок.
Свидетели говорят, что Хиббер пытался помешать падению подпорки на зрителей. При этом он потерял равновесие и упал с высоты двадцать шесть футов на бетонный пол.
Миссис Сэди Бахвайтер, жена Франца Бахвайтера, преподавателя школы, пострадала от летящей шарообразной дверной ручки во время падения опоры. Её состояние оценивается как удовлетворительное.
Триста студентов, преподаватели и меценаты, принимавшие участие в представлении, стали свидетелями несчастного случая.
Квиллер бросил газету на стойку бара пресс-клуба, где встретился за кофе с Арчи Райкером.
– Сам оступился или его подтолкнули? – задумчиво пробормотал Квиллер.
– У тебя ум криминалиста – съязвил Арчи. – Тебе недостаточно одного убийства?
– Ты не знаешь того, что знаю я.
– Давай обсудим это. Что это был за человек? – Бездельник, который нравился Зое Ламбрет. Она очень любила его, что весьма трудно понять. Ты не видел этого типа – дикий парень прямо с городской свалки.
– Плохо разбираешься в женщинах, – заметил Арчи.
– И тем не менее я должен признать, что способности у этого парня были.
– И кто мог толкнуть беднягу?
– Там была эта скульпторша, Батчи Болтон, которая, кажется, ненавидела его. Я думаю, Батчи ревновала этого бездельника к Зое и завидовала ему профессионально. Он имел больший успех у критиков, чем она. Батчи также очень любит Зою.
– О! И она тоже!
– Зоя пыталась тонко устранить её, но Батчи хваткая, как бульдог. И вот тут есть интересный момент: оба они – и Батчи, и покойный Нино – были сильно недовольны мужем Зои. Предположим, один из них убил Эрла Ламбрета. Не считала ли Батчи этого Нино соперником в борьбе за Зоино внимание, не она ли столкнула его с подмостков прошлой ночью? Вся команда помощников бросилась по шатким доскам, чтобы остановить падение Предмета. У Батчи была великолепная возможность.
– И ещё один вопрос: кто украл из музея кинжал? И почему они так уклончивы, когда об этом заходит речь?
– У тебя всё? – спросил Арчи.
– Или, другими словами, могу я пойти домой к жене и детям?
– Иди домой. Ты отвратительный собеседник. А вот и те, кому это будет интересно.
По бару гуськом шли Одд Банзен и Лодж Кендал.
– Привет, Джим, – сказал Одд, – это ты написал статью о пропавшем из музея кинжале?
– Да.
– Они нашли его. Я съездил туда и сделал несколько фотографий. После этой шумихи, которую ты поднял, наш отдел посчитал, что люди заинтересуются внешним видом кинжала.
– Где они его нашли?
– В сейфе Департамента образования. Один из инспекторов писал статью о флорентийском искусстве для какого-то журнала и взял из футляра кинжал, чтобы хорошенько изучить его. Потом он пошёл на какое-то собрание и положил его в сейф.
– О! – сказал Квиллер. Его усы опустились.
– Отлично, это решает одну из наших проблем, – обрадовался Арчи. Он повернулся к полицейскому репортёру: – Что-нибудь новое по делу Ламбрета?
– Главная ниточка только что оборвалась, – ответил Кендал. – Полиция нашла ценную картину, которая, по словам жены Ламбрета, пропала.
– Где они нашли её? – вскричал Квиллер.
– В хранилище галереи, под буквой «G».
– О! – сказал Квиллер.
Арчи хлопнул его по спине:
– Джим, ты для детектива слишком большой выдумщик. Почему бы тебе не вернуться к очерку о Галопее, а раскрывать преступления предоставить полиции? Я иду домой.
Арчи вышел из пресс-клуба, за ним последовали Одд Банзен и Лодж Кендал, и Квиллер остался один, невесело глядя на свой томатный сок.
– Я закончил Ван-Бюрена, – сказал Бруно, – и Джон Квинси Адамс тоже здесь, под стойкой.
– Не сегодня. Я не в настроении.
– Никто, кроме меня, не сможет сделать портрет из этикеток от виски! – настаивал Бруно.
– Послушай, меня не интересует, можешь ли ты делать мозаики из оливковых косточек. Я не хочу смотреть на них сегодня.
– Вы начинаете кричать, как Маунтклеменс, – сказал Бруно.
– Я передумал насчёт напитка. Сделай ещё один, только со скотчем.
Бруно пожал плечами и начал медленно выполнять заказ.
– Хорошенько перемешай, велел Квиллер. Из динамика раздался чей-то приглушенный голос, но слов Квиллер не разобрал.
– Мистер Квиллер, – сказал Бруно, – кажется, вас вызывают.
Квиллер прислушался, вытер усы и, мрачно хмыкнув, пошел к телефону. Мягкий голос произнёс:
– Мистер Квиллер, надеюсь, я не очень бестактна, но что вы делаете сегодня вечером?
– Ничего, – ответил он.
– Я приглашаю вас поужинать у меня дома, Я чувствую себя подавленной, и мне помогло бы, если бы со мной договорил кто-нибудь, кто меня понимает. Я обещаю не зацикливаться на своих проблемах, мы будем говорить о приятных вещах.
– Я хватаю такси и еду прямо сейчас.
Выходя из пресс-клуба, Квиллер бросил Бруно доллар и сказал:
– Пей сам свой скотч.
После полуночи Квиллер вернулся от Зои домой в благодушном настроении. Ночь была холодной, тем не менее Квиллеру было тепло. Он дал двадцать пять центов замерзшему нищему, слонявшемуся у подъезда, и, насвистывая какой-то мотив, отпер парадную дверь дома № 26.
Ещё до того, как он вставил ключ в замочную скважину внутренней двери, он услышал из холла вопль Коко.
– А! Друг, который рядом только в радости… – обратился он к коту. – Вчера ты меня бросил. Не ожидай сегодня игр, старина.
Коко сидел в холле. Он не важничал, не терся о ноги. Он был очень серьезён. Он опять настойчиво завопил.
Квиллер посмотрел на свои наручные часы. В это время кот уже должен был спать, свернувшись калачиком на холодильнике в кухне Маунтклеменса. Но он был здесь, бодрствующий и протяжно, громко вопящий. Это было не жалобное мяуканье, которое он использовал, когда ужин немного задерживался, и не тот сварливый тон, к которому прибегал, когда ужин подавался непростительно поздно» это был крик отчаяния.
– Тише, Коко! Ты разбудишь весь дом, – сказал Квиллер, успокаивая кота.
Коко понизил голос, но продолжал настаивать на важности своего сообщения. Кот ходил взад-вперёд на пружинистых лапах и терся при этом о колонну винтовой лестницы.
– В чём дело, Коко? Что ты пытаешься сказать? Кот упорно терся лоснящимся боком о колонну, словно пытался выдрать клок шерсти. Квиллер подскочил к нему и легонько стукнул по изогнутой спине. Шелковая шерсть встала дыбом. Когда Квиллер вновь протянул к нему руку, Коко пробежал пять или шесть ступенек вверх, потом нагнул голову и вывернул шею так, что смог коснуться наружной стороной ушей передней кромки ступеньки.
– Тебя здесь заперли, Коко? Давай поднимемся наверх и посмотрим.
Кот тут же галопом понесся вверх, человек пошёл за ним.
– Дверь открыта, Коко, – прошептал Квиллер. – Проходи. Иди спать.
Кот протиснулся в узкую щель, и Квиллер уже почти спустился на свой этаж, когда вой возобновился – Коко вышел и начал неистово тереться головой о дверной косяк.
Ты хочешь заниматься этим всю ночь? Пойдём со мной, я поищу, что бы тебе перекусить.
Квиллер подхватил кота под живот, понёс его в свою комнату и аккуратно опустил на диван. Но Коко вихрем вылетел из комнаты, взлетел по лестнице вверх и отчаянно завопил.
В этот момент у Квиллера по необъяснимой причине задрожали усы. В чём дело? Безмолвно он поднялся вслед за котом наверх, постучал в открытую дверь и, не получив ответа, вошёл. Гостиная была погружена в темноту.
Квиллер выключил свет на кухне и пошёл назад по длинному коридору. Коко побежал за ним с упрямым ворчанием и вдруг бросился прямо под ноги.
Усы Квиллера послали ему ещё одно сообщение. Он вернулся в кухню, снова включил свет, взял из кладовки электрический фонарик. Нащупал защёлку на задней двери я обнаружил, что она не заперта!
«Странно», – подумал Квиллер. Он открыл дверь; сильный порыв зимнего ветра ударил ему в лицо, лестница потрескивала от мороза. Квиллер нажал на выключатель, который находился на внутренней стороне двери. На верхнюю лестничную площадку упал слабый желтоватый отблеск. Тогда он включил фонарик, и его сильный луч осветил площадку внизу, пробежал по трем кирпичным стенам, по закрытым воротам, по кирпичной мостовой, пока не наткнулся на распростертое внизу тело, длинное, худое тело Джорджа Бонефилда Маунтклеменса.
Квиллер осторожно спустился по обледеневшим ступенькам деревянной лестницы. Он посветил фонариком и увидел, что Маунтклеменс лежит прижавшись щекой к тротуару, тело неестественно согнуто. Несомненно, он был мертв.
Было очень тихо. На улице пусто. Единственным движущимся объектом во дворе была бледная тень, до которой не доходил луч электрического фонарика. Тень двигалась кругами. Это был кот, который вёл себя очень странно, исполняя какой-то свой ритуал. С изогнутой спиной, одеревенелым хвостом и прижатыми ушами, Као Ко Кун описывал круг за кругом.
Квиллер подхватил кота и взбежал по лестнице так быстро, как только позволяли обледеневшие ступени. Возле телефона он поколебался, прежде чем набрать номер, но всё же сначала позвонил в полицию, а потом ночному редактору «Дневного прибоя». Потом он сел и в ожидании полицейских стал составлять свои собственные противоречивые версии для первых полос завтрашней газеты»
Первой на Бленхейм-плейс прибыла патрульная машина с двумя полицейскими. Квиллер предупредил их:
– Вы не попадёте во внутренний дворик с фасада дома. Вам придётся подняться вверх по лестнице, пройти через его квартиру и спуститься вниз по пожарной лестнице. Или можно обойти вокруг квартала и пройти через ворота. Но они могут быть закрыты.
– Кто живет внизу со стороны двора?
– Никто. Там кладовка.
Полицейские попытались открыть дверь задней комнаты, но она оказалась запертой. Они поднялись наверх и спустились по пожарной лестнице.
– Сначала я подумал, что он упал с лестницы, она такая ненадежная, – рассказывал Квиллер. – Но лежит он слишком далеко от неё.
– Очень похоже на то, что его ударили ножом, – заметил полицейский.
На верхней площадке лестницы кот выгнул спину дугой, вытянулся и начал вновь описывать сужающиеся концентрические круги.
