Холлис улыбнулся.

   – Что ж, потружусь. Нынче люди собирают что угодно – хороших вещей мало. Из источенных червями столбов делают подставки для ламп. Окантовывают рекламные плакаты двадцатилетней давности. Почему бы не сохранить остатки продукции ранней автомобильной и радиотехнической промышленности? – Прантц заговорил конфиденциальным тоном. – Я работаю над одной теорией, основанной на феномене нашего времени: – доктриной ускорения устаревания. Тут суть вот в чем. Чем скорее предмет выходит из употребления, тем быстрее он возвращается как предмет коллекционирования. Раньше на этот процесс требовалось лет сто. Теперь – тридцать. Я намереваюсь ускорить его процесс до двадцати или даже пятнадцати… Только не записывайте, – поспешно добавил Холлис. – Это все еще на стадии обдумывания. Не продавайте идею раньше времени.

   Квиллерен вышел от Прантца и съежился от холода. Он разменял у антиквара пять долларов – банкнотами, сложенными поперек, – но что-то в Холлисе все-таки было фальшивым.

   – Мистер Квиллерен! Мистер Квиллерен!

   Кто-то догонял его. Журналист обернулся и тут же в его объятиях оказались коричневый вельвет, мех опоссума, тетрадки и развевающиеся светлые волосы.
   Ив младшая из трех сестричек, совсем запыхалась.

   – Только что с автобуса, – выдохнула она. – А вы к нам?

   – Нет, к миссис Макгаффи.

   – Не ходите туда! «Миссис Макгаффи чертовски напыщенная!» – так говорит Клатра.

   – Дела есть дела, Ив. А ты уже подготовилась к Рождеству?

   – Еще как! Мне на праздник подарят мольберт! Настоящий мольберт!

   – Хорошо, что я тебя встретил, – сказал Квиллерен. – Я бы хотел украсить комнату, но у меня нет твоего художественного вкуса. Да еще это колено…

   – Я с радостью помогу. Вам елку, по старинке, или что-нибудь более современное?

   – Елка проживет у меня не больше трех минут… У меня коты, и они почти все время проводят в полете. Но я подумал, что мог бы купить у Ломбардо зеленые гирлянды…

   – Отлично! Я только забегу к сестрам, а потом сразу к вам.

   Когда Ив пришла к Квиллерену, посреди комнаты уже лежали кедровые гирлянды за десять долларов; Коко и Юм-Юм обходили их с опаской.

   При виде светловолосой гостьи кошка исчезла в неизвестном направлении, а кот остался, чтобы пристально и недоверчиво наблюдать за Ив.

   Для начала Квиллерен предложил девушке лимонада, и она села в плетеное кресло-качалку, а прямые светлые волосы, как капюшон окутали ее лицо. Разговаривая, Ив то надувала детские губки, то поджимала их, то очаровательно улыбалась.

   Квиллерен спросил:
   – Откуда у вас всех троих такие необычные имена?

   – А вы не знаете? Это разные виды художественного стекла. Моя мать была без ума от «модерна»¹. А я предпочла бы зваться Ким или Лесли. Когда мне исполнится восемнадцать, я сменю имя и перееду в Париж, чтобы изучать живопись. То есть, когда я получу деньги, которые оставила мне мать – если сестры еще не все потратили, – нахмурившись, уточнила Ив. – Они по закону мои опекунши.

   – Похоже, вам очень весело вместе.

   Ив заколебалась.

   – Не очень. Они довольно дурно со мной обращаются. Клатра вмешивается в мою личную жизнь, а Амберина пытается подавить мои способности. Она хочет, чтобы я изучала бухгалтерское дело, или медицину или еще что-нибудь такое… занудное.

   – А кто делает тебе этот великолепный подарок?

   – Какой?

   – Мольберт.

   – А! Ну… вообще-то Том. Это муж Амберины. Он просто лапочка. Мне кажется, он тайно в меня влюблен. Только никому не говорите!

   – Конечно, не скажу. Я польщен, – поклонился Квиллерен, – что ты удостаиваешь меня своим доверием. А как ты относишься ко всем этим несчастным случаям в Хламтауне? Такие ли они «случайные», как кажутся?

   – Клатра говорит, что Дракониха специально уронила ту штуку ей на ногу. Сестра хочет предъявить Мэри иск на пять тысяч долларов! Дикие деньги!

   – Астрономическая цифра, – согласился журналист. – А две последние смерти?

   – Бедный Си Си! Он был занудой, но мне его жаль. Его жена ни в грош его не ставила. Вы знаете, что она убила своего первого мужа? Конечно, никто этого так и не доказал.

   – А Энди? Ты знала Энди?

   – Он был просто прелесть. Я с ума по нему сходила. Ужасная смерть, правда?

   – Как ты думаешь может быть, его убили?

   Глаза Ив расширились от восторга:
   – Может, Дракониха…