Ночью Квиллерену снился Ниагарский водопад, и когда шум падающей воды наконец разбудил его, он дико огляделся в темной комнате. Ревел поток, стремительный, бурный каскад. Потом со вздохами и стонами вода остановилась.

   Квиллерен сел в кровати-лебеде и прислушался. Через некоторое время звук послышался снова, но уже не такой оглушительный, как во сне – быстрый шумящий водоворот, всхрап, дрожащий стон, несколько последних всхлипываний – и тишина.

   Постепенно в одурманенный дремотой мозг проникла догадка: канализация! Старая канализация в старом доме! Но почему она работает посреди ночи? Квиллерен заковылял в ванную.

   Он включил свет. На краю ванны в стиле барокко, балансируя стоял Коко и держал лапу на фарфоровом рычаге старомодного сливного бачка, не сводя пристального близорукого взгляда с хлещущей воды. Юм-Юм сидела в мраморной раковине и щурилась от внезапно вспыхнувшего света. Коко еще раз нажал на рычаг и зачарованно смотрел, как вода бурлит, хрипит клокочет и, наконец, иссякает.

   – Ах ты, мартышка! – сказал Квиллерен. – Научился пользоваться ватерклозетом?

   Он и сердился за прерванный сон, и гордился гигиеническими способностями кота. Журналист вытащил пронзительно вопившего и извивавшегося Коко из ванной и бросил его на подушки кресла.

   – Что ты пытался сделать? Оживить мышь Юм-Юм?

   Коко вылизывал взлохмаченную шерсть, словно ее осквернили чем-то неописуемо мерзким.

   По зимнему небу крался угрожающий желто-серый рассвет; природа изобретала новые способы ведения войны. Открывая для котов банку фарша из моллюсков, Квиллерен планировал день. Во-первых, он хотел узнать, как Бен Николас складывает купюры. Во-вторых, было очень любопытно, как красное перышко перекочевало с твидовой шляпы на шелковый цилиндр. Квиллерен спросил об этом Коко, но тот только сощурил один глаз. Что касается снежной лавины, то он уже обсудил это с Мэри, и у той нашлось правдоподобное объяснение: в мансарде над магазином Бена – меблирашки, там, естественно, включено отопление; вот снег и сошел раньше, чем везде.

   Он чуть было не пообещал Мэри прекратить свое неофициальное расследование. Просто не успел – отвлек кошачий концерт. Потом Квиллерен успокоился и сказал: «Доверься мне. Я не сделаю ничего, что причинит тебе боль». И она опять оживилась, и, в общем, это был прекрасный вечер. Мэри даже приняла приглашение на вечеринку, но сказала, что пойдет в пресс-клуб как мисс Даксбери – не Мэри Дакворт, антиквар, – потому что журналисты узнают ее.

   Однако перед Квиллереном по-прежнему стояла дилемма. Оставить расследование – значит уклониться от выполнения того, что он считал своим долгом, продолжать – значит причинить вред Хламтауну, а этот нелюбимый пасынок городского совета нуждался в защитнике, а не противнике.

   К тому времени, как открылись магазины и Квиллерен начал работу, природа изобрела-таки еще одну военную хитрость: промозглый холод, пробиравший до костей. Он плюхнулся на Хламтаун, словно заплесневевшая тряпка для мытья посуды.

   Сначала журналист решил посетить «Немного старины», но магазин Бена был закрыт.

   Тогда Квиллерен попытал счастья в «Антик-технике», и не зря, – за все время пребывания журналиста в Хламтауне тот оказался открыт. Когда посетитель вошел, из склада, расположенного в задней части дома, широким шагом появился Холлис Прантц, одетый во что-то мрачное, с малярной кистью в руках.

   – Покрываю лаком выставочные шкафы, – объяснил он. – Готовлюсь к завтрашнему дню.

   – Я не хочу отрывать вас от работы, – сказал Квиллерен, с удивлением рассматривая магазин.

   Он увидел кинескопы от телевизоров пятнадцатилетней давности, старые платы ручной пайки, доисторические радиодетали и старомодные генераторы автомобилей тридцатых годов.

   – Скажи мне только одно, – произнес Квиллерен. – Вы собираетесь заработать этим на жизнь?

   – Никто не зарабатывает на жизнь в нашем деле. Всем необходим еще какой-нибудь источник доходов.

   – Или можно питаться акридами, – пошутил журналист.

   – По счастью, у меня есть некоторая недвижимость; я сдаю ее внаем, и работаю в полсилы. В прошлом году у меня был сердечный приступ, я стараюсь не перенапрягаться.

   – Вы молоды для сердечных приступов.

   Квиллерен решил, что продавцу не больше сорока пяти.

   – Лучше получить предупреждение заранее. Я думаю, у Кобба прихватило сердечко, когда он обчищал тот дом. И – конец. Для человека его возраста это тяжелая работа.

   – А чем вы занимались до «Антик-техники»?

   – Малярным делом, оклейкой стен. – Прантц сказал это почти извиняющимся тоном. – Не очень-то интересное дело. Зато мой магазин мне здорово по душе.

   – Кто подбросил вам идею насчет допотопной механики?

   – Подождите, я положу кисть. – Через мгновение Прантц вернулся со старым конторским стулом с прямой спинкой. – Вот. Садитесь.

   Квиллерен рассматривал развороченные внутренности примитивной пишущей машинки.