Магазин находился рядом с «Древностями» Кобба – в одном квартале с «Голубым драконом», бывшим экипажным сараем, где теперь обосновался Рассел Пэтч, угловым магазином Энди и торговлей всякими мелочами, удовлетворявшей спрос жителей Хламтауна на молитвенники в тисненных обложках и черные панталоны с красной отделкой. Вывеска «Немного старины» красовалась на первом этаже здания, напоминавшего дом Коббов, только вдвое более обшарпанного и менее широкого. Если верить табличке на стене, верхние этажи были отданы меблированным комнатам для мужчин.

   Квиллерен поднялся по обледеневшему каменному крыльцу и попал в тускло освещенный холл. За стеклянной дверью он узрел столь привычное для Хламтауна скопление немыслимой рухляди: пыльную мебель, позеленевшие медь и латунь, фарфор и прочие ничего не значащие разрозненные предметы. Понравился ему только котенок, свернувшийся на подушке посреди стола, положив мордочку на лапки. Должно быть, непросто было ему пробираться на осторожных бархатных лапках между бокалами и чашками до своей постели! Журналист вошел.

   Увидев посетителя с пышными усами, владелец магазина поднялся с кушетки и раскинул руки в мелодраматическом приветствии. На Бене был объемистый лыжный свитер, подчеркивавший полноту фигуры, и щегольский шелковый цилиндр. Бен сорвал его с головы и низко поклонился.

   – Как идут дела? Плоховато? – спросил Квиллерен, оценивая неприглядную обстановку.

   – Утомительно, безрадостно, вяло, бесприбыльно, – отвечал продавец, снова прикрывая цилиндром редеющие волосы.

   Квиллерен взял в руки противогаз времен первой мировой войны.

   – Историческое сокровище, – сообщил Николас. – Привезен на "Мэйфлауэре"¹.

   Он ковылял за журналистом, быстро переставляя ноги в белых гольфах.

   – Я слышал, вы когда-то работали в театре, – проговорил Квиллерен.

   Округлый маленький продавец подрос сантиметра на три.

   – Нашего фра Лоренса на Бродвее хвалили критики. Наш Догберри был великолепен. Наш Боттом был незабываем… Что это значит? Вы бледны и весь дрожите!

   Квиллерен не сводил глаз с котенка на подушке.

   – Этот… Этот кот! – выпалил он. – Он мертв!

   – Великолепный образчик таксидермистского искусства. Ужели он вам не по сердцу?

   – Да, не по сердцу, – ответил Квиллерен, шумно выдохнув в усы. – И вообще, чем вы конкретно занимаетесь? У вас есть какая-нибудь специализация?

   – Я счастливый ночной бродяга.

   – Бросьте! Не нужно вешать мне лапшу на уши. Хотите рекламу – отвечайте по существу. Вы на чем-то специализируетесь?

   Бен Николас замялся:
   – На всем, что приносит доход.

   – Как долго вы работаете в Хламтауне?

   – Слишком долго.

   – Вы хорошо знали Энди Гланца?

   Антиквар сложил на груди руки и закатил глаза.

   – Благородный, мудрый, доблестный и честный, – пропел Бен. – Черный день наступил для Хламтауна, когда святой Эндрю встретил свою кончину. 

Он подтянул брюки и лукаво произнес:
   – Как насчет кружки божественного напитка в местном кабачке?

   – Нет, спасибо. Не сегодня, – отказался Квиллерен. – А это что? Складная книжная полка? – Он взял в руки странное сооружение из черного дерева с медными шарнирами. – Сколько вы за нее хотите?

   – Берите ее… Берите… С приветом от старого Санта Клауса.

   – Нет, я куплю ее, если это не слишком дорого.

   – Мы просим пятнадцать, но позвольте нам сделать скидку. Восемь симолеонов.

   Тут в магазин вошел еще один покупатель и нетерпеливо спросил:
   – Бляшки для лошадиной сбруи есть?

   – Сгинь! Сгинь! – махнул рукой продавец. Этот джентльмен из газеты, и у нас берут интервью.

   – Я уже все. Я ухожу, – сказал журналист. – В понедельник пришлю фотографа, чтобы снять вас и ваш магазин.

   – Покорно благодарю, сэр.

   Николас снял свой шелковый цилиндр и прижал к сердцу. Тогда-то Квиллерен и заметил воткнутое в головной убор красное перо. Это было его перо! Он в этом не сомневался: у самого ствола оно было прокушено. Две недели назад в игривую минуту журналист вынул украшения шляпы из-за ленты, чтобы пощекотать Коко нос, и расшалившийся кот продырявил перо клыками.

   Квиллерен медленно вышел из магазина. Остановился на первой ступеньке и нахмурился, размышляя, каким образом оно попало на цилиндр Бена.