– Си Си – пару раз, но что может сделать один человек?

   – С вашим именем и влиянием вы бы могли, Мэри.

   – Да папа и слушать об этом не станет! Ни за что! Знаете, как я записана в бюро лицензий? Продавец-антиквар! Вот уж смаковали бы это газеты!.. А видите вон тот чиппендейловский ¹стул у камина? Ему же цена двести тысяч! Но я – антиквар класса C, вот и все.

   – Кто-то должен представлять район в муниципалитете, – сказал Квиллерен.

   – Вы, несомненно, правы. У нас нет права голоса. – Она подошла к окну. – Взгляните на эти мусорные баки! В любой другой части города мусор собирают в задних аллеях, но в Хламтауне они, видите ли, слишком узки для уборщиков, и те требуют ставить уродливые контейнеры прямо на тротуары центральных улиц. Опорожнять баки должны по четвергам. Сегодня суббота, но мусор, как видите, все еще здесь.

   – Это из-за погоды.

   – Вы говорите совсем как городские бюрократы. Отговорки! Вот все, что мы слышим.

   Квиллерен тоже подошел к окну. Действительно, улица представляла собой печальное зрелище.

   – Вы уверены, что в Хламтауне такой уж низкий уровень преступности?

   – Ни у кого из антикваров никогда не было серьезных проблем. Я не боюсь выходить по ночам из дому, потому что по улице всегда кто-то ходит. А некоторые из моих богатых клиентов из предместья боятся заезжать в собственные гаражи!

   Журналист взглянул на возбужденную Мэри с новым уважением. Неожиданно у него вырвалось:

   – Вы сегодня не заняты? Может быть, поужинаете со мной?

   – Я буду ужинать с семьей, – с сожалением ответила она. – У мамы день рождения. Но я благодарна вам за приглашение. – Мэри достала из ящика письменного стола маленький серебристый предмет и вложила в руку Квиллерена.

   – Сувенир из Хламтауна, – объяснила она. – Рулетка. Я даю их моим покупателям, потому что они всегда хотят знать высоту, ширину, глубину, длину, диаметр и периметр всего, что видят.

   Квиллерен бросил взгляд на дальнюю стену.

   – Я вижу, герб Макинтошей никто не купил.

   Он решил не говорить, что тот ему снился.

   – Герб все еще здесь и ждет вас. По-моему, вы предназначены друг для друга. Когда тот самый покупатель находит ту самую вещь, происходит что-то таинственное – как будто они влюбляются. Я вижу искры между вами и этим железом.

   Он поглядел на Мэри и увидел, что она не шутит. Подергал усы, говоря себе, что сто двадцать пять долларов – это два костюма.

   Мисс Дакворт сказала:
   – Не обязательно платить за него до Рождества. Почему бы вам не взять его домой и не наслаждаться им на праздниках? Здесь он просто собирает пыль.

   – Хорошо! – неожиданно для себя решился журналист. – Я дам вам двадцать долларов в залог.

   Он покатил круглый герб к парадной двери.

   – Вы справитесь сами? Может, попросите Си Си помочь вам затащить его наверх? – предложила она. – И не уроните герб на ногу! – Квиллерен со своим грузом уже спускался по ступенькам.

   Когда журналист с неожиданным приобретением добрался до прихожей Коббов и остановился, чтобы перевести дух, он услышал доносившийся из магазина голос Си Си.

   – Да ты не отличишь черного ореха от дыры в собственной голове! – кричал антиквар. – Лучше сразу признай это!

   – Если это черный орех, я съем свой костыль. А ты известный жучила! Дам тебе двадцать баксов и ни цента больше!

   Квиллерен сам героически поднял герб к себе в комнату.

   Коты спали в кресле – переплелись, как Инь и Янь, – и журналист не стал их беспокоить. Он приставил реликвию Макинтошей к стене и вышел, надеясь, что успеет сделать еще несколько дел. Надо бы зайти в магазин Бена, но сначала Квиллерену хотелось встретиться с разговорчивой Сильвией Катценхайд. Ему нравились словоохотливые субъекты: они так облегчали его работу!

   Добравшись до «Всякой всячины», журналист придержал дверь, пропуская хорошо одетого человека, выходившего с объемистой покупкой, завернутой в газету; из импровизированной упаковки во все стороны торчали какие-то черные шланги. В самом магазине покупательница торговалась из-за кресла, сделанного из автомобильных шин.

   – Милая моя, – отвечала ей Сильвия, – возраст и действительная стоимость не имеют значения. Всякая всячина и есть всякая всячина: остроумие и экстравагантность плюс немного вождения за нос. Либо вы усекаете, либо нет, как сказал бы мой сын.