Как-то по весне, ещё до начала дачного сезона, мы с мамой рассуждали, что мы будем делать, когда нас покинет наш старый-престарый попугай, от груза прожитых лет, а точнее – из-за отложения солей в суставах уже неспособный летать и хромающий на обе лапы. (Корелла, 20-ти лет; они вроде бы нечасто до таких седин доживают.) И мама сказала: «Может, кошечку где-нибудь подберём?» На том разговор и свернули – негоже рассуждать о том, что будет после смерти существа, которое ещё живо и, для своих преклонных лет, относительно здорово.

На Первое Мая мама, забрав с собой попугая, отправилась жить на дачу на всё лето; мы с отцом стали ездить к ней на выходные…

…Она появилась из ниоткуда… Сгустилась из соловьиных майских сумерек на крыльце нашего дачного домика. Мама, курившая в это время на веранде, даже сигарету уронила от удивления – перед ней неожиданно возник просто-таки вылитый Котёнок Гав. Впрочем, стоило ей только наклониться за сигаретой – видение растворилось в призрачной ткани вечера, махнув на прощание чёрным хвостиком.

С этого дня ежиному семейству, которое мы регулярно подкармливали, пришлось стать порасторопнее, чтобы не проворонить свой ужин – Котёнок Гав появлялся внезапно, хватал котлету (сосиску, куриную шкурку и т.п.) в зубы и… только хвостик его и видели. Впрочем, страдали не только ежи: при ненадлежащем присмотре во время трапез на свежем воздухе таинственно исчезали колбаска-шашлычки-селёдочка. И лишь кончик чёрного хвостика, мелькнувший на самом краю периферийного зрения, не оставлял сомнений – здесь был наш маленький пушистый призрак…

Причину тотального недоверия котячьего детёныша к человеческому роду, впрочем, удалось выяснить довольно скоро: одна из работниц расположенной рядом с дачами столовой для дальнобойщиков рассказала, что где-то в конце апреля из притормозившей легковушки с тонированными стёклами к ним почти что на порог выкинули «сиамского» котёнка и тут же уехали. Номер машины она не разглядела; котёнок же со всех лап метнулся к дачам.

Так продолжалось пару месяцев. Котёнок Гав начал превращаться в очаровательную кошечку с внешностью аристократки и повадками профессиональной воровки – эдакая Сонька Золотая Ручка. И – оставалась диким зверем.

И вдруг… Дело было среди недели. По словам мамы, кошка изменилась не просто резко – внезапно. Вчера ещё панически боявшееся людей существо с горделивым видом подошло к сидевшей на крылечке маме и, протрубив приветственное «Мрря-ря-рр», взгромоздилось ей на колени. Мама поняла, наконец (а я об этом и раньше думала, но не озвучивала), что это материализовалась та её шальная мысль про кошечку. Но у нас же попугай!!! Мы не можем приютить кошку СЕЙЧАС!!!

Мама ходила по дачам и по ближайшим деревням, спрашивая, не нужна ли кому тайская кошечка. Но у всех – или уже есть, или «не нужна нам никакая кошка, только мебель поцарапает». Нашлась одна лишь тётенька, у которой недавно кошка умерла и в душе зияла открытая рана… Но…пожив у этой дамы пару дней, кошка сбежала и вернулась к нам. И тогда решила мама, что это не просто кошка, а судьба (или ангел – кому как), а посему – пусть живёт у нас (только следить, чтобы попугая не обидела)…

Нас с отцом встретило абсолютно ручное существо, так и не получившее ещё никакого вразумительного имени, кроме прозвища «кошка-матрёшка» по причине довольно объёмной «пятой точки». (Воровать, кстати, перестала.)

Кошка оказалась удивительно похожа на меня: поначалу несколько надменная, а при дальнейшем знакомстве – довольно-таки общительная; лапки – тоже как мои руки: я практически никогда (кроме как дома и, иногда, на работе) не снимаю чёрные перчатки с отрезанными кончиками пальцев, - у неё из темно-бурой шёрстки выглядывают белые коготки… А взгляд… Первый раз встретившись с ней взглядом, я испугалась – ЭТО ЖЕ МОИ ГЛАЗА! – два обжигающе-холодных кристалла льда из-под чуть сдвинутых бровей… «Schaut mich nicht an! Ich bin kein Tier!», - пронеслись в моём сознании первые строки одной из песен «Лакримозы» («Хватит пялиться на меня! Я – не животное!»). Вот и решила было назвать кошу Лакримозой по первому впечатлению.

Но… кошь сама решила, как ей называться. Дело в том, что мы с мамой довольно забавно друг друга окликаем: я её – «Муся», она меня – «Кукуся». Так вот: «Мууусь» - зову я маму, - кошандра бежит ко мне; «Кукууусь» - кричит мне мама, - хвостатая – к ней! Словом, отзывается и на Мусю, и на Кукусю. Посмеялись, да и решили звать её и так, и эдак. Так и вышло – Муся-Кукуся.