Юлия Меламед, // Московские новости, 28.02.2013.
Статью нашла для вас Крысяка, Клуб Тайских Кошек
Марлен Асланян для кошек не только исследователь, но и родственник. Сам же он называет их животными теплыми и красивыми, сравнивает с обаятельными женщинами в симпатичной дешевой шубке из кошачьего меха.
Сама по себе
— Позвольте, я представлю вас читателям: Марлен Мкртычевич Асланян, ученый-генетик, профессор биофака Московского государственного университета имени Ломоносова. А даму, которая сидит у вас на коленях, представьте, пожалуйста, сами.
— Дульсинея Эдмондовна Тайская. Тайская — это не фамилия, а порода. Возраст — 18 лет. Полноценный член семьи. Эдмонд — это ее знаменитый папаша, был представлен нам как чемпион мира. Тайская кошка имеет все варианты окрасов сиамских кошек — морской котик, голубая, черная. Вот и у нашей, видите, глазки голубые, гималайский переход цветов, характерный для всех сиамских пород, и плюс полосатость — аллель гена тебби. Это очень разговорчивые кошки. В отличие от сиамов весьма уравновешены. В ситуациях, когда сиамы скачут по всем поверхностям, эти склонны поговорить, помурлыкать. Наша Дуся один раз принесла нам трех котят от весьма породистого супруга. Мы с трудом их пристроили.
— Почему же с трудом? Дедушка-чемпион, редкая порода...
— Мы не заводчики. Хотели просто отдать в хорошие руки. А все эти звания, знаете...
— Получается, что теперь вы для кошек не только исследователь, но и родственник. Вы их полюбили?
— Да.
— За что?
— В частности, за то, что они гуляют сами по себе.
— Это мы знаем и от Киплинга. А вы попробуйте сказать как генетик.
— Понимаете, собака была раньше одомашнена. Считается, что 10–12 тыс. лет тому. Кошка, вероятно, тысяч пять-шесть назад. Точно определить не могут. Почему? Потому что в погребениях находят кошачьи кости, но вперемешку с костями диких животных. Непонятно — она уже была домашней или нет? Какая-то она неуловимая. Собака пошла другим путем, о чем очень образно сказал Дарвин в работе «Происхождение человека и половой отбор». Эволюционно человек, когда у него появились эмоции, знания, культура, должен был создать себе божество. И он его создал. Близко к такому порогу подошла только собака — по своим эволюционным качествам, которые связаны и с когнитивными свойствами, и с эмоциональными. Она избрала своим богом человека. Собака — раб человека. А кошка — не раб. Конечно, немалое значение для человека имеет и то, что кошка — животное теплое и красивое. Это, по сути, очень обаятельная женщина в симпатичной дешевой шубке из кошачьего меха.
— А коты?
— Я, знаете, котов не люблю, они наглые. Идет, хвост трубой, смотрит нахально.
Кошка — животное теплое и красивое. Это, по сути, очень обаятельная женщина в симпатичной дешевой шубке из кошачьего меха.
— Так, напоминаю: вы генетик.
— Ну да, мое дело, дескать, секвенировать геном. Но вот случай из жизни. Я проводил опыты под Крюковом, жил там в совхозе с весны до осени. Не видел в доме никакого кота. Приехал как-то совсем поздней осенью — ходит по дому по-хозяйски здоровенный котяра. Кто такой? Оказывается, как только наступает весна, он уходит в лес. А с заморозками возвращается домой. О чем это говорит? О том, что кошки, даже будучи одомашненными, не теряют определенной природной дикости, самостоятельности, воли к свободной жизни. Справедливости ради скажу, что в этом и кошки не отстают от котов. Вспоминаю эпизод из школьного детства. Вот идет кошка, а я не пускаю ее в подъезд, обойти меня она не может. И что она сделала? Она прыгнула на меня! И прошла, решила задачу. Или: сидит кошка под лавкой, вокруг нее пять собак. Лезут, остервенело лают, пристают Пока она не рассвирепела. Вылезла, зашипела, надавала им по мордам — и они разбежались к чертовой матери. Хозяйка жизни!
Ген генетики
— Я знаю, что вы написали о кошках несколько работ, консультировали кошачьи клубы. Откуда у вас этот интерес?
— Наверное, нужно начинать издалека. Родился я в Ереване, еще до войны приехал с родителями в Москву. Отец тут учился в аспирантуре Всесоюзного института животноводства. Он был зоотехником, занимался искусственным осеменением, мама была биохимиком.
— То есть можно сказать, что у вас имеется наследственный биологический ген?
— Но проявился он не сразу. После аспирантуры отец поехал работать в заповедник «Аскания-Нова». Я о биологии не задумывался, об авиации мечтал. Но когда учился уже в десятом классе, у нас появились два московских студента-биолога, и я к ним, можно сказать, прилип. Талантливые были ребята, потом мы дружили. И я отправился в Москву поступать на биофак. Дальше все как обычно: диплом, аспирантура, остался преподавать на кафедре. Экспериментально работал с разными объектами — и с кроликами, и с мышами, и со свиньями
— А что вы с ними делали?
— Диплом на кроликах назывался «Влияние возраста родителей на качество потомства». Кандидатская — «Характер эмбрионального развития свиней при рецитропных скрещиваниях контрастных пород». Докторская — «Закономерность и природа мутационного процесса», на дрозофилах.
В начале 90-х в стране начался, можно сказать, кошачий бум. Создавалось множество клубов любителей кошек, а генетики кошек никто толком не знал.
— Объекты вы меняли, а сфера интересов оставалась такой... опасной по тем временам...
— Генетика, да.
— И как вам жилось с такими-то интересами?
— В университете генетике нас не учили, гены для нас не существовали. Нас учили селекции. А потом уже, в 60-е, когда я сам стал преподавателем, пришлось все догонять. Но, конечно, уже на старших курсах мы понимали, что дело не в науке, а в политике. И придумали такой вариант: «Хотим со знанием дела критиковать классическую генетику — идеализм, вейсманизм-морганизм, то-се» И нам стали читать курс под названием «Критический обзор корпускулярных теорий наследственности». Доцент дело знал, механизм мутаций объяснял, но время от времени добавлял пару слов про антинаучность: «Вы по часам молотком стукните — что от них останется? Правильно, они «мутируют». Вот так и рентгеном — вы облучили клетку, и все сломали».
— Похоже на курс научного атеизма.
— Ну да. Вся литература хранилась в спецфонде. Для курсовой я, скажем, писал заявку, и мне выдавали книгу Вильсона «Клетка и ее наследственность». А с 65-го года, как только кончилась лысенковщина, начали восстанавливать генетику — в Ленинградском университете и у нас на кафедре. Причем значительную роль в этом сыграл Всеволод Николаевич Столетов, в прошлом заместитель Лысенко, ставший затем министром высшего образования. И он очень энергично взялся за восстановление генетики.
— Ощущая свою вину?
— Может быть. Во всяком случае как министр он очень помог. Можете себе представить: биофак Ленинградского университета где-то ютится в старых галереях, а кафедра генетики занимает трехэтажное здание во дворе.
Крутые яйца
— Как вы дошли до кошек?
— Специально я кошками не занимался. Те кошки, которых я знал по «Аскании», дома у нас не жили, они существовали «при дворе». Но я, как юный натуралист, за ними наблюдал. Один эпизод до сих пор стоит у меня в глазах. Мы наловили карасиков и запустили их в большой таз с водой. Прибежала кошка и попыталась лапой поймать рыбку — не удается никак. Побродив кругом, она вдруг подскочила к тазу и принялась лакать воду! Это было совершенно отчаянное, но такое осмысленное действие! Но в Новосибирске в Институте цитологии и генетики Сибирского отделения РАН у меня есть коллега и приятель Павел Бородин. Вот он в отличие от меня специально интересовался генетикой кошек и опубликовал несколько работ. Одна из них, «Гены, кошки. География», была напечатана в журнале «Химия и жизнь». В 89-м году на Горном Алтае проходила школа по генетике животных, там мы с Пашей в очередной раз встретились. Он как раз получил оттиски этой статьи и стал их продавать с аукциона.
Генов в геноме кошки оказалось 25 тыс. с небольшим. У человека примерно столько же, от 25 до 30 тысяч.
— Продавать?
— Это было у нас такое развлечение: в последний день школы устраивать на полянке распродажу всего, что осталось, — хоть вырезки из газет, хоть зубную пасту. Я ему говорю: «Знаешь, Паша, хочу получить оттиск твоей статьи про кошек, но денег нет, предлагаю обмен: вот у меня есть два крутых яйца». Пашины ученики стали над ним шутить: «Как же так, Пал Михалыч, обмен больно неравноценный». Но тут подскочил один его аспирант, схватил у меня пакет и закричал: «Крутые яйца профессора Бородина!» И немедленно продал их за несуразно большую цену. А мне вручил оттиск Пашиной статьи. И очень своевременно. В начале 90-х в стране начался, можно сказать, кошачий бум. Создавалось множество клубов любителей кошек, а генетики кошек никто толком не знал. Была одна брошюра самого Павла Михайловича, и та передавалась из рук в руки, переписывалась. Но один из моих сокурсников, выдающийся ученый, академик Александр Сергеевич Спирин, оказался большим любителем кошек — он и сам их разводит. Председателю кошачьего клуба он посоветовал: «Обратитесь к профессору Асланяну, пусть он прочтет вам курс генетики кошки». Пришлось мне под напором общественности изучить вопрос.
Человек расшифрован, на очереди — кошка
— У кошки много родственников. Объясните мне, пожалуйста, чем отличается тигр от кошки.
— Размером. Та же самая кошка. И что интересно: современные геномные, молекулярные исследования очень многое уточнили. Казалось бы, лев, тигр, пантера, рысь, леопард — виды разные, очень многим отличаются морфологически и экологически, а ведь они могут скрещиваться. Бесплодные, правда, получаются гибриды, но все же. И домашние кошки, бывает, скрещивались с камышовым котом, с манулом.
— Геном кошки расшифрован?
— Он почти полностью секвенирован — то есть определена последовательность всех нуклеатидов молекул ДНК. Генов в геноме кошки оказалось 25 тыс. с небольшим. У человека примерно столько же, от 25 до 30 тысяч.
— А почему геном человека расшифровали раньше, чем геном кошки? Обычно же биологи начинают с более простого.
— Потому что атомные проблемы стали человечеству менее интересны, чем биологические, и были выделены миллиарды долларов на проект «Геном человека». И кстати, попутно, заодно с человеком были секвенированы геномы множества микроорганизмов и нескольких видов млекопитающих и культурных растений.
— На кошку денег не хватило, что ли?
— Да нет, вопрос времени. И кстати, эта процедура быстро стала дешеветь. Сегодня расшифровать геном какого-нибудь конкретного организма стоит примерно 10 тыс. долл. И практики хотят довести эту сумму всего до 1 тыс. Вот тогда можно будет всерьез говорить о практическом применении этих знаний в медицине, о «ремонтных работах» в геноме, излечении наследственных болезней.
Для ревности нет оснований
— Сейчас селекция кошек чисто декоративное дело. А почему бы не попытаться вывести служебную кошку — охранника складов, например? Крысолова?
— Кошка, мне кажется, слишком самостоятельна для службы, и этого качества у нее не отнять ни при каких скрещиваниях. А селекционеры для закрепления каких-то нужных им свойств породы чаще всего пользуются естественными мутациями. Вот в Канаде появилась лысая кошка — вывели сфинкса. Похожие кошки появились в Ростове — вывели донского сфинкса.
Через пять лет после овечки Долли японцы клонировали кошку. Сделали это очень интересным образом. Получили кошечку по имени Копирка, которая не была похожа ни на свою кровную маму, ни на суррогатную.
— А как закрепляются новые признаки породы?
— Скрещиванием. Появился у сибиряка окрас сиама. Понравилось. Подбирают сходные фенотипы, скрещиваю их друг с другом — и получают полный разброд в потомстве. Выбирают из котят таких, кто ближе всего к желательным, и снова скрещивают. Конечно, начинается инбридинг, скрещивание близких родственников, без него на первом этапе не обойтись. Это приводит к снижению жизнеспособности. Но тогда используется жесткий отбор — все нежелательные выбраковываются и выходят из игры.
— И сколько ступенек нужно пройти, чтобы получить новую породу?
— Самый короткий путь у сельскохозяйственных животных занимает десять лет. У кошек бывает короче, ведь срок вынашивания котят всего два месяца.
— Почему тогда пород не десять тысяч, а всего сто?
— Потому что конкуренция страшная, это же большая коммерция. Чтобы новую породу признали в мире, нужны огромные деньги и огромные усилия. Ну и я все-таки в пересказе слегка упрощаю процесс выведения новых пород. На этом пути бывают всякие сложности и неожиданности.
— Например?
— Например, телегония. Это явление, описанное еще Дарвином: предыдущее спаривание самки с самцом может оказать влияние на потомство от последующих спариваний. Мы с Александром Сергеевичем Спириным написали на эту тему статью, которая называлась «Полосатая дочь кобылы лорда Мортона». Дарвин рассказывал, как лорд Мортон при разведении английских чистокровных лошадей допустил спаривание кобылы с квагой, одной из разновидностей зебры. И через несколько поколений у этой кобылы от спаривания с чистокровным жеребцом родился полосатый жеребенок. И на этом основании объяснялось явление телегонии.
Все будут полосатыми
— То есть ссылки на такие чудеса генетики не лишены смысла? Для ревнивых мужей, к примеру.
— Экспериментальных доказательств телегонии не существует. Механизма внедрения ДНК чужой спермы в ткань половых путей мы пока точно не понимаем и экспериментально воспроизвести не можем. Но если какая-то высокоценная племенная кошка однажды «спуталась» с беспородным котом, кошатники ее к племенному делу больше близко не подпускают. Через пять лет после овечки Долли японцы клонировали кошку. Сделали это очень интересным образом. У кошки черепахового окраса взяли яйцеклетки, энуклеировали их, то есть удалили ядра, а из соматических клеток кошки взяли диплоидные ядра, пересадили в яйцеклетки, электрошоком активировали дробление, потом поместили в суррогатную маму, простую полосатую кошку, которых много по всему миру. И получили кошечку по имени Копирка, которая не была похожа ни на свою кровную маму, ни на суррогатную.
— А на соседского кота?
— И на него не похожа. У мамы были оранжевые, рыжие пятна, а у Копирки их не было. Объяснение этому вполне понятное: черепаховый, трехцветный окрас связан с половой хромосомой. В икс-хромосоме у кошки имеется ген окраски — или оранжевый (доминантный), или не оранжевый. И вот если активна икс-хромосома, в которой есть ген оранжевой окраски, будет на кошке рыжее пятно. А если активна другая хромосома, будет другой окрас. По-видимому, когда для клонирования брали ядра из соматических клеток, взяли икс-хромосому с неактивным оранжевым геном.
— А почему трехцветных котов не бывает?
— У котов только одна икс-хромосома. Если у нее есть «ген оранжевости», кот будет чисто рыжим. А если в ней содержится другой ген, то кот будет или чисто черный, или чисто белый, или комбинированной окраски, но точно без рыжины.
— Вы сказали, что дворовая полосатая кошка, столь привычная нам, распространена по всему миру. Почему?
— Среди генов кошачьей окраски есть локус тебби — ген полосатости. Он имеет три варианта. Абиссинская тебби — разноцветная шерсть по всей длине волоса, необычный радужный перелив. Тебби «макрель» — обычная полосатость, «селедочный» окрас. И тебби «мраморная» — когда полосы на животе расходятся в кольца, в колбы. Исходным окрасом домашних кошек как биологического вида является, по-видимому, абиссинский. К нему все и стремятся, если не заниматься специально выведением и поддержанием пород. Если представить себе, что человечество вымерло и кошки зажили сами по себе, то в результате беспорядочного скрещивания останутся вот эти самые тебби — полосатые и абиссинские. Естественный отбор поддерживает их.
Обойдемся без клыков?
От выдающегося рекордиста не получишь точно такое же потомство. Таков закон генетики: генотип выдающегося животного при гаметогенезе распадется, половые клетки перекомбинируются, такого сочетания генов уже не получится.
— Зачем клонировать животных? Какие ответы ищет наука?
— В случае кошек людьми движет чистое любопытство. И очень популярен мотив любящего хозяина: «Хочу свою кошку запечатлеть навечно!» Процедура сегодня не очень дорогая, она по всему миру осуществляется.
— Но ведь внутри породы кошки и так очень похожи по повадкам.
— И все же не идентичны. Клонирование в принципе имеет смысл только для некоторых видов сельскохозяйственных животных. От выдающегося рекордиста не получишь точно такое же потомство. Таков закон генетики: генотип выдающегося животного при гаметогенезе распадется, половые клетки перекомбинируются, такого сочетания генов уже не получится. А с помощью клонирования его можно получить.
— А можно ли восстановить какую-нибудь вымершую кошку, например саблезубого тигра?
— Пока это нерешаемая проблема — нет генетического материала, с которым можно было бы работать, слишком много лет прошло с тех пор, как они вымерли. А вот из якутского мамонта, умершего «всего» 35 тыс. лет назад, витальный образец ДНК уже получили. Полностью митохондриальный геном, «зашитый» в цитоплазме, исследовал выпускник нашей кафедры профессор Евгений Иванович Рогаев. А в Канаде пытаются исследовать ядерный геном мамонта, зашифрованный в хромосомах. Геном мамонта генеалогически оказался ближе к геному индийского слона. Надеяться на успех «воскрешения» мамонта не приходится, но привить слонам какие-то специфические гены мамонта вполне реально.
Что же касается саблезубых, то можно, наверное, выделить какие-то гены, отвечающие за размер клыков, вывести трансгенных животных, нарастить им зубы. Только зачем? В естественном отборе все решает целесообразность. У современных кошек она, видимо, есть. Если в определенной нише твои параметры являются оптимальными, зачем тебе какие-то новые качества?
Открытия еще предстоят
— Наша попытка сохранить уссурийского тигра понятна — красавец, уникум. Но уже точно так же понятно, что в природе он не жилец. Нет той природы, которая ему нужна. Что делать?
— Каждый день, час и минуту мы теряем какие-то дикие виды и предпринимаем попытки хоть как-то этот процесс задержать.
— Зачем? Это ведь естественный процесс.
— Это нужно для сохранения генофонда земной жизни, но не в последнюю очередь и для того, чтобы человек хоть немного обуздал себя, свои запросы и потребности. И естественным процесс исчезновения видов сегодня назвать никак нельзя. У Сергея Петровича Капицы есть интересная работа по демографии, в которой он разбирает, что представляет собой человек как биологический вид, как хищник. По численности он уже превосходит все остальные виды. А если присовокупить к этому и домашний скот, полностью ему подчиненный, он становится абсолютным монополистом, захватчиком планеты. Планета от этого страшно напряжена. В природе ни один хищник не потребляет больше, чем может принять его живот. А у человека потребности, похоже, не ограничены. Если он «хомо сапиенс», а не «хомо идиотикус», он должен избрать другую стратегию развития, иначе наша цивилизация обречена. Кошки, как и любой дикий вид, учат человека сдержанности. Жаль, что мы плохие ученики.
— Существует ли мистика кошачьих? Вернее, не так. Как объяснить, что кошкам приписывают столько всего таинственного? Что лично вам кажется загадочным?
— Вокруг кошки действительно наворочено множество мифов. Если ее в закрытом ящике отвезти даже очень далеко, она включает свой навигационный аппарат и возвращается домой — есть множество свидетельств об этом. Многие рассказывают, что кошки предчувствуют беду — землетрясение, пожар, болезнь. Так ли все это? Хозяевам кошек хочется думать, что так.
Когда я наблюдаю за кошками, мне почему-то кажется, что они знают нас лучше, чем мы их.
Впрочем, некоторые мифы поддаются рациональному объяснению. Ну, например: кошки ведут ночной образ жизни. Что само по себе мнительным людям кажется подозрительным. Это уже таинственность, практически связь с нечистой силой. Кошка прячется и атакует свою жертву из засады — для человека это несомненное коварство. Она превосходная охотница. Взгляните на кошку, которая скрадывает птичку. Мышцы напряжены, перекатываются, шерсть дыбом, вибриссы вибрируют, глаза распахнуты — и мгновенный выброс энергии, прыжок на несколько метров! Человек может только позавидовать, ему такое не по силам. И у него появляются версии то о внеземном происхождении кошки, то о ее связях с астралом.
— Так что, никаких чудес?
— Когда я наблюдаю за кошками, мне почему-то кажется, что они знают нас лучше, чем мы их. Наверное, кое-какие открытия нам еще предстоят.
